Нейрон – царь и бог

Ней­рон – царь и бог. От аксо­нов до экзи­стен­ци­аль­ных кри­зи­сов: что мозг рас­ска­жет о душе.

Сту­ден­ты под незри­мым при­смот­ром Вла­ди­ми­ра Его­ро­ви­ча про­дол­жа­ли грызть гра­нит нау­ки в Лес­ном меди­цин­ском, где каж­дая дис­ци­пли­на про­ве­ря­ла не толь­ко их зна­ния, но и их соб­ствен­ные страхи.
Ана­то­мия, гисто­ло­гия и физио­ло­гия оста­лись поза­ди, пода­рив им отно­си­тель­ное спо­кой­ствие и пони­ма­ние, что внут­ри них нет ниче­го страш­нее мно­го­слой­но­го эпителия.

Но теперь их ждал новый, самый пуга­ю­щий и одно­вре­мен­но самый желан­ный рубеж — курс «Нев­ро­ло­гия: осно­вы». Тот самый пред­мет, где мате­ри­аль­ное «желе­зо» моз­га долж­но было, нако­нец, встре­тить­ся с при­зрач­ны­ми «демо­на­ми» психики.

Строение нервной системы

Их пер­вая лек­ция про­хо­ди­ла в ауди­то­рии, кото­рая боль­ше напо­ми­налa лаби­ринт из поло­ви­нок моз­гов, про­во­лоч­ных моде­лей ней­ро­нов и устра­ша­ю­ще точ­ных изоб­ра­же­ний чере­пов. В воз­ду­хе витал стой­кий запах фор­ма­ли­на и пред­эк­за­ме­на­ци­он­но­го страха.

Вла­ди­мир Его­ро­вич, как обыч­но, занял свой стра­те­ги­че­ский пост у окна. На этот раз вме­сто чаш­ки в его руках был макет ней­ро­на, собран­ный из про­во­ло­ки и раз­но­цвет­ных бусин.

— Для нагляд­но­сти, — пояс­нил он, пока­зы­вая на денд­ри­ты. — Види­те, как инфор­ма­ция цеп­ля­ет­ся за эти веточ­ки? При­мер­но так же тре­вож­ные мыс­ли цеп­ля­ют­ся за созна­ние. Толь­ко здесь всё немно­го про­ще: есть рефрак­тер­ный пери­од, и ней­рон не может пани­ко­вать бес­ко­неч­но. Хоме бы такое свойство.»

Лек­цию вёл при­гла­шён­ная звез­да — про­фес­сор Филин, нев­ро­лог с взгля­дом, спо­соб­ным вызвать судо­рож­ную актив­ность у здо­ро­во­го субъекта.

— Кол­ле­ги! — про­гре­мел он, и с послед­ней пар­ты посы­па­лись гип­со­вые опил­ки. — Сего­дня вы позна­ко­ми­тесь с архи­тек­ту­рой ваше­го само­го глав­но­го паци­ен­та, кото­рый все­гда с вами. — Он ука­зал кры­лом на свою голо­ву. — Нерв­ная систе­ма! Цен­траль­ная — мозг и спин­ной мозг. Пери­фе­ри­че­ская — нер­вы, тяну­щи­е­ся к каж­дой мыш­це, к каж­до­му орга­ну. Пред­ставь­те, что это дере­во. Толь­ко вме­сто сока по нему бегут импуль­сы, а вме­сто яблок — мыс­ли. Ино­гда червивые.

Хома, раз­гля­ды­вая слож­ней­шую схе­му, вдруг побледнел:

— Про­фес­сор! А если где-то в этой систе­ме про­изой­дёт сбой? Малей­шее повре­жде­ние нер­ва… это же пара­лич! Или паре­сте­зии! Или…

— Кол­ле­га Хома, — Филин уста­ло повёл кры­лом, — если бы нерв­ная систе­ма была настоль­ко хруп­кой, эво­лю­ция не дожи­ла бы до изоб­ре­те­ния тоно­мет­ра. Она обла­да­ет фено­ме­наль­ной пла­стич­но­стью. И, — он мно­го­зна­чи­тель­но посмот­рел на Хому, — неко­то­рым её частям сто­ит научить­ся этой пла­стич­но­сти у других.

Практикум: Нейрон как конструктор судьбы

Если лек­ция была тео­ри­ей, то прак­ти­че­ское заня­тие, кото­рое вела асси­стент­ка Стре­ко­за, ста­ло полем для самых сме­лых экс­пе­ри­мен­тов и самых зако­ре­не­лых страхов.

— Вот он, кир­пи­чик созна­ния! — зве­не­ла она, пор­хая меж­ду сто­ла­ми и раз­да­вая про­во­лоч­ные моде­ли ней­ро­нов. — Денд­ри­ты при­ни­ма­ют сиг­на­лы, тело ней­ро­на их обра­ба­ты­ва­ет, аксон пере­да­ёт даль­ше! Всё просто!

Бел­ка, полу­чив свой экзем­пляр, тут же при­ня­лась его «улуч­шать».

— Смот­ри­те! — вос­клик­ну­ла она, при­ле­пив к денд­ри­там допол­ни­тель­ные веточ­ки из про­во­ло­ки. — Это модель опти­ми­зи­ро­ван­но­го ней­ро­на для быст­рой обра­бот­ки инфор­ма­ции о запа­сах оре­хов! Если бы все ней­ро­ны были таки­ми, мы бы дав­но реши­ли про­бле­му забывчивости!

— Кол­ле­га, — про­ши­пел Филин, вне­зап­но появив­шись у её сто­ла, — при­ро­да не тер­пит само­де­я­тель­но­сти. Ваш «опти­ми­зи­ро­ван­ный» ней­рон будет потреб­лять столь­ко энер­гии, что белоч­ке при­дёт­ся есть вдвое боль­ше. Ино­гда эво­лю­ция зна­ет лучше.

Енот, тем вре­ме­нем, скру­пу­лёз­но зари­со­вы­вал каж­дый эле­мент в свой аль­бом, под­пи­сы­вая: «Аксон, мие­ли­но­вая обо­лоч­ка, узел Ран­вье…» Он пытал­ся понять, мож­но ли рас­счи­тать опти­маль­ную ско­рость про­ве­де­ния импульса.

— Про­фес­сор, — под­нял он лап­ку, — а если уве­ли­чить диа­метр аксо­на, но умень­шить коли­че­ство ионов натрия…

— Кол­ле­га, — пре­рвал его Филин, — вы не инже­нер на ней­рон­ной фаб­ри­ке. Вы — сту­дент-медик. Ваша зада­ча — понять, как это рабо­та­ет, а не как это переделать.

Открытие Хомы

Но глав­ное откры­тие жда­ло Хому на семи­на­ре, где они раз­би­ра­ли кли­ни­че­ские слу­чаи. Он сидел, уста­вив­шись на схе­му синап­са — места, где встре­ча­ют­ся два нейрона.

— Пони­ма­е­те, — про­шеп­тал он, обра­ща­ясь к Вла­ди­ми­ру Его­ро­ви­чу, кото­рый при­шел посмот­реть на их про­гресс, — это же она! Тревога!

— Что «она», Хома? — спо­кой­но спро­сил психотерапевт.

— Смот­ри­те! — Хома ткнул лап­кой в синап­ти­че­скую щель. — Вот ней­ро­ме­ди­а­тор. Допу­стим, это серо­то­нин. Его мало — и сиг­нал пло­хо про­хо­дит. Или слиш­ком мно­го норад­ре­на­ли­на — и воз­ни­ка­ет пани­ка. Мои стра­хи… они же не про­сто так! У них есть мате­ри­аль­ная осно­ва! Они живут вот здесь, в этой щели!

Вла­ди­мир Его­ро­вич одоб­ри­тель­но кивнул.
— Поздрав­ляю, Хома. Вы толь­ко что совер­ши­ли пер­вый шаг от ипо­хон­дри­ка к нев­ро­ло­гу. Вы нашли вра­га в лицо. А зна­ние стро­е­ния вра­га — это уже поло­ви­на победы.

Вый­дя с пары, сту­ден­ты по-ново­му смот­ре­ли друг на друга.
— Зна­ешь, — ска­зал Хома Бел­ке, — я теперь пони­маю, что мои пани­че­ские ата­ки — это не магия и не про­кля­тие. Это все­го лишь химия и электричество.

— А я, — отве­ти­ла Бел­ка, — поня­ла, что даже самая слож­ная систе­ма состо­ит из про­стых эле­мен­тов. Глав­ное — понять принцип.

Вла­ди­мир Его­ро­вич шёл поза­ди, слу­шая их раз­го­вор, и улы­бал­ся. Его сту­ден­ты начи­на­ли не про­сто учить меди­ци­ну. Они начи­на­ли пони­мать самих себя. А это, как он знал, было луч­шим лекар­ством от всех нев­ро­зов. Даже от тех, что про­пи­са­ны в учеб­ни­ках по неврологии.