Хаос в чертогах разума

Хаос в чер­то­гах разу­ма… или Когда мыс­ли путаются.

После погру­же­ния в ковар­ные лаби­рин­ты памя­ти и обман­чи­вые мира­жи вос­при­я­тия, маги­стран­тов Вла­ди­ми­ра Его­ро­ви­ча жда­ла новая, самая слож­ная вер­ши­на — нару­ше­ния мыш­ле­ния. В Лес­ном меди­цин­ском пах­ло све­жей хво­ей и интел­лек­ту­аль­ным напря­же­ни­ем. Про­фес­сор Филин, попра­вив очки, смот­рел на сво­их сту­ден­тов. Он пони­мал, что сего­дня им пред­сто­ит загля­нуть в самую суть пси­хи­че­ских расстройств.

Процессы мышления

— Кол­ле­ги, — начал он, и в ауди­то­рии воца­ри­лась тиши­на. — Мы изу­ча­ли, как могут обма­нуть чув­ства и под­ве­сти память. Теперь мы под­ни­ма­ем­ся в самый команд­ный центр — в про­цес­сы мыш­ле­ния. Имен­но здесь рож­да­ет­ся наша кар­ти­на мира. И сего­дня мы узна­ем, что про­ис­хо­дит, когда логи­ка дает сбой. Тема наше­го заня­тия: резо­нёр­ство, разо­рван­ность и бред.

Резонёрство: Когда за простым вопросом скрывается Вселенная

— Резо­нёр­ство, — пояс­нил Филин, — это не про­сто дол­гий ответ. Это когда на вопрос «как прой­ти к ручью» вам про­чтут лек­цию о гид­ро­ло­гии, фило­со­фии пути и мигра­ции голо­ва­сти­ков, но так и не дадут пря­мо­го отве­та. Мыш­ле­ние ста­но­вит­ся непродуктивно-обстоятельным.

Он обвел взгля­дом ауди­то­рию и оста­но­вил­ся на Ено­те.
— Кол­ле­га Енот, ска­жи­те, пожа­луй­ста, поче­му опа­да­ют листья?

Енот выпря­мил­ся, его гла­за загорелись.
— Если рас­смат­ри­вать дан­ный фено­мен с пози­ций сезон­ной цик­лич­но­сти и био­хи­ми­че­ских про­цес­сов, то, без­услов­но, мы име­ем дело с ком­плекс­ной адап­та­ци­он­ной стра­те­ги­ей денд­ро­ло­ги­че­ских сооб­ществ, направ­лен­ной на опти­ми­за­цию ресур­со­по­треб­ле­ния в усло­ви­ях пони­же­ния инсо­ля­ции и…

— Доста­точ­но, — мяг­ко пре­рвал про­фес­сор. — Вы дали исчер­пы­ва­ю­щий науч­ный ответ. А теперь пред­ставь­те, что это — ответ на вопрос «кото­рый час?». Вот вам и резонёрство.

Разорванность: Когда пазл мыслей рассыпался

— Сле­ду­ю­щий фено­мен — разо­рван­ность, — голос Фили­на стал серьёз­нее. — Это когда логи­че­ские свя­зи меж­ду мыс­ля­ми рвут­ся. Пред­ставь­те нить жем­чу­га, кото­рая порва­лась, и буси­ны рас­сы­па­лись в слу­чай­ном порядке.

Про­фес­сор посмот­рел на Бел­ку.
— Кол­ле­га Бел­ка, опи­ши­те, пожа­луй­ста, свой утрен­ний ритуал.

Бел­ка, обыч­но такая собран­ная, на секун­ду заду­ма­лась, а затем выдала:
— Опти­ми­за­ция… шелест… вет­ка гнёт­ся… про­то­кол… оран­же­вый… а зачем?

Ауди­то­рия замер­ла. Бел­ка сму­щён­но попра­ви­ла хвост.
— Про­сти­те, про­фес­сор. Это я вспом­ни­ла, как состав­ля­ла план на день. Ино­гда мыс­ли дей­стви­тель­но скачут.

— Имен­но, — кив­нул Филин. — Но у вас это управ­ля­е­мый про­цесс. При разо­рван­но­сти скач­ки ста­но­вят­ся хао­тич­ны­ми, а речь — непо­нят­ной для окружающих.

Бред: Когда реальность приобретает свой сюжет

— И, нако­нец, бред, — Филин сде­лал пау­зу. — Это не быто­вое «он совсем взбе­сил­ся». Бред — это непо­ко­ле­би­мое убеж­де­ние, не соот­вет­ству­ю­щее реаль­но­сти, кото­рое невоз­мож­но скор­рек­ти­ро­вать логи­кой. Это аль­тер­на­тив­ная реаль­ность, постро­ен­ная сознанием.

И тут его взгляд упал на Хому. Тот уже нерв­но пере­би­рал лапками.
— Кол­ле­га Хома, пред­по­ло­жим, я гово­рю вам, что эта ауди­то­рия без­опас­на. Что вы думаете?

Хома вско­чил.
— Про­фес­сор! А вы учи­ты­ва­е­те, что спо­ры гриб­ка на сте­нах могут выде­лять мико­ток­си­ны, вызы­ва­ю­щие необ­ра­ти­мые изме­не­ния в коре моз­га? А ста­ти­сти­ку вне­зап­ных обва­лов потол­ков в учеб­ных заве­де­ни­ях? Ваше утвер­жде­ние о без­опас­но­сти — это лишь гипо­те­за, не под­твер­ждён­ная все­ми фак­та­ми! Это не бред, это обос­но­ван­ная тревога!

В ауди­то­рии повис­ла тиши­на. Затем про­фес­сор Филин тихо улыбнулся.
— Кол­ле­га, вы про­де­мон­стри­ро­ва­ли не бред, а сверх­цен­ную идею, дове­дён­ную до абсо­лю­та. Вы исполь­зу­е­те реаль­ные фак­ты, но при­да­ё­те им ката­стро­фи­че­ский смысл. Раз­ни­цу уло­ви­ли? Бред не нуж­да­ет­ся в фак­тах. Он самодостаточен.

Практикум: Грань между гениальностью и безумием

Вла­ди­мир Его­ро­вич, наблю­дав­ший за заня­ти­ем, решил вмешаться.
— Кол­ле­га Енот, ваша педан­тич­ность — это осно­ва вашей буду­щей диа­гно­сти­че­ской точ­но­сти. Кол­ле­га Бел­ка, ваш ассо­ци­а­тив­ный поток — это инстру­мент для пони­ма­ния твор­че­ских паци­ен­тов. А кол­ле­га Хома… — он улыб­нул­ся, — ваша спо­соб­ность видеть риск там, где его нет, помо­жет вам нахо­дить самые неоче­вид­ные диа­гно­зы. Глав­ное — напра­вить эти каче­ства в нуж­ное русло.

Диагнозы для самих себя: итоги лекции

Вый­дя с лек­ции, маги­стран­ты были в смятении.

— Так зна­чит, мое пла­ни­ро­ва­ние — это почти резо­нёр­ство? — оза­да­чен­но спро­сил Енот.
— А мои ска­чу­щие мыс­ли — лёг­кая разо­рван­ность? — доба­ви­ла Белка.
— А я… — Хома груст­но вздох­нул. — Кажет­ся, я живу в состо­я­нии, погра­нич­ном с бре­дом. Но хотя бы теперь я знаю, как это называется!

Вла­ди­мир Его­ро­вич, про­во­жая их взгля­дом, думал о том, как тон­ка грань меж­ду осо­бен­но­стью мыш­ле­ния и его нару­ше­ни­ем. Его чаш­ка сего­дня мол­ча­ла, но ему каза­лось, что на ней про­сту­па­ют новые сло­ва: «Самый слож­ный диа­гноз — отли­чить при­чуд­ли­вый ум от боль­но­го. И ино­гда это один и тот же ум».

Инте­рес­но, — раз­мыш­лял он, — сей­час они ищут у себя симп­то­мы, а зав­тра, воз­мож­но, имен­но их «осо­бен­но­сти» помо­гут им уста­но­вить кон­такт с теми, чьё мыш­ле­ние ушло в совсем иные реальности.

А впе­ре­ди их жда­ло куда более слож­ное испы­та­ние — нару­ше­ния эмо­ци­о­наль­но-воле­вой сфе­ры, где пред­сто­я­ло разо­брать­ся, где закан­чи­ва­ет­ся обыч­ная апа­тия и начи­на­ет­ся ката­стро­фи­че­ская абу­лия. Но это была уже совсем дру­гая, новая исто­рия.