Нарушения восприятия… или Мир, который обманывает. Или нет?
В Лесном медицинском наступила долгожданная вторая сессия. Воздух, который ещё недавно пах свободой и ромашковым чаем после сданной сессии, снова наполнился напряжённым гулом. Студенты Владимира Егоровича перешли от абстрактных парадигм к чему-то осязаемому и пугающе интересному — к патопсихологической диагностике.
Первая пара новой дисциплины началась с лекции профессора Филина, который, как всегда, восседал на кафедре с видом верховного жреца от психологии.
— Коллеги, — начал он, обводя аудиторию пронзительным взглядом, — до сих пор мы изучали, как думать о расстройствах. Сегодня мы начнём изучать, что искать. Мы переходим от карты местности к расследованию на месте преступления. И первое, что мы исследуем — это ворота восприятия: как наш мозг видит, слышит и чувствует мир, и что происходит, когда эти ворота начинают нас обманывать.
Нарушения восприятия
Иллюзия
— Иллюзия, — продолжил Филин, — это как кривое зеркало в комнате смеха. Вы видите реальный объект, но ваш мозг искажает его. Вам кажется, что плащ на вешалке — это призрак. Или, например, в полумраке старый пень кажется медведем.
Белка, которая уже вовсю вела конспект с трёхцветными пометками, тут же привела пример:
— Профессор! Это как когда я в сумерках принимаю шишку за спящего жука и начинаю планировать тактику обхода! Объект — шишка, искажение — жук!
— Верно, коллега Белка, — кивнул Филин. — Иллюзия — это ошибка интерпретации реального стимула. А теперь… галлюцинация.
Галлюцинация
В аудитории повисла напряжённая тишина.
— Галлюцинация, — профессор сделал паузу для драматического эффекта, — это телевизор, который включился в пустой комнате. Реального стимула — нет. Но вы ясно видите картинку, слышите звук. Это продукт вашего собственного мозга, проецируемый вовне.
Хома побледнел и начал нервно перебирать лапками.
— Доктор… — прошептал он. — А если… если мне иногда кажется, что мой тонометр подмигивает мне красным светом и шепчет: «Хома, всё плохо»?.. Это… это галлюцинация? Психиатрический симптом? Всё, я шизофреник!
Соседний Ёжик фыркнул, но профессор Филин оставался невозмутим.
— Коллега Хома, прежде чем ставить себе диагноз «синдром одушевления медицинской техники», ответьте: вы в этот момент были трезвы, выспавшись и не находились под воздействием ферментированных желудей?
— Н‑нет… — замялся Хома. — Я тогда три ночи подряд конспектировал фармакологию…
— Вот вам и ответ, — заключил Филин. — Это псевдогаллюцинация на фоне депривации сна и стресса. Граница между нормой и патологией часто определяется контекстом. Запомните: одинокий, повторяющийся симптом — ещё не болезнь. А вот если ваш тонометр начнёт читать вам лекции по кардиологии… тогда будем беспокоиться.
Все засмеялись, и напряжение спало.
Агнозия
— И, наконец, агнозия, — продолжил профессор. — Самое коварное нарушение. Это когда ворота восприятия вроде бы открыты, информация поступает, но «комната управления» в мозге не может её расшифровать. Пациент видит чашку, но не понимает, что это чашка. Он слышит речь, но для него это просто набор звуков, как шум ветра.
Енот, до этого молча сверявшийся с учебником, поднял лапку.
— Профессор! Получается, это как если бы я видел свой идеально составленный план, понимал, что там буквы и цифры, но не мог понять их смысл?
— Близко к тому, коллега Енот. Только при агнозии проблема не в понимании смысла, а в самом узнавании объекта. Это сбой на более базовом уровне.
Практикум: Тени и шепоты
Для закрепления материала Владимир Егорович, присутствовавший на лекции, предложил небольшой эксперимент.
— Коллеги, давайте смоделируем иллюзию. Белка, опиши, что ты видишь в углу аудитории?
Белка присмотрелась к старой вешалке, на которой висел халат профессора и шарф.
— Я вижу… высокую, тощую фигуру с развевающимися конечностями! — она на секунду задумалась. — Но рациональный анализ подсказывает, что это одежда. Хотя первый импульс — спрятать орехи.
— Идеально! — похвалил Владимир Егорович. — Мозг получил смутную картинку и достроил её до чего-то знакомого и потенциально опасного. Это основа иллюзии.
Потом он посмотрел на Хому.
— Хома, закрой глаза и представь, что ты слышишь тихий, настойчивый стук. Не реальный, а просто представь. Что ты чувствуешь?
Хома закрыл глаза, и его усы затряслись.
— Тревогу! — выдохнул он. — Это стук в дверь! За мной пришли! Или это начало аритмии? Я чувствую, как сердце подстраивается под этот несуществующий ритм!
— Вот вам и мощь внутреннего образа, — резюмировал Владимир Егорович. — Ещё не галлюцинация, но яркая мыслеформа, способная вызвать реальную вегетативную реакцию. Теперь вы понимаете, с какими хрупкими и мощными механизмами имеете дело.
Наблюдение: из пациентов в диагносты
Выйдя с лекции, студенты были переполнены впечатлениями.
— Знаешь, — сказала Белка Еноту, — теперь, когда я вижу что-то странное, я сначала проверю, не кривое ли зеркало, прежде чем паниковать.
— А я, — задумчиво произнёс Хома, — кажется, начал понимать разницу между «мне показалось» и «мне является». И это… успокаивает. Хотя… нет, всё-таки пойду проверю, не разучился ли я узнавать свою зубную щётку. На всякий случай!
Владимир Егорович, наблюдая, как его ученики расходятся по лесным тропинкам, улыбнулся. Его чашка сегодня скромно напоминала: «Предупреждение: самый сложный диагноз — отличить иллюзию от реальности в собственной голове».
Интересно, — подумал он, — сейчас они ищут агнозию у своих зубных щёток. А завтра, глядишь, начнут находить общий язык с теми, чьё восприятие искажено по-настоящему. Из паникующих пациентов получаются самые внимательные диагносты.
А впереди их ждала лекция о нарушениях памяти, где предстояло выяснить, чем конфабуляция отличается от обычной беличьей забывчивости. Но это была уже следующая история.